— Но, мистер Пендлтон! Ведь это очень красиво! Неужели такое может получиться только от того, что солнце светит на термометр? Ну, тогда, если бы у меня был термометр, я всегда держала бы его только на солнце!
— Не много было бы тогда прока от твоего термометра, — развеселился мистер Пендлтон. — Интересно, как бы ты определяла тепло сегодня или холодно, если термометр твой все время висел бы на солнце?
— А мне было бы все равно! — решительно ответила Поллианна, по-прежнему не отрывая восхищенного взгляда от маленькой радуги на подушке мистера Пендлтона. — Какая разница, тепло на улице или холодно, когда в твоей комнате целый день живет маленькая радуга?
Мистер Пендлтон засмеялся еще веселей. Потом он удивленно поглядел на восторженное лицо Поллианны. Неожиданно он хлопнул себя по лбу, словно его осенила какая-то идея, и легонько тронул кнопку звонка.
— Нора, — сказал он, когда пожилая служанка показалась в дверях, — будьте добры, принесите мне один из больших медных подсвечников, они стоят на каминной полке в задней гостиной.
— Слушаюсь, сэр, — удивленно взглянув на него, ответила служанка.
Минуту спустя она вернулась. Шествие ее сопровождалось мелодичным звоном. Это многочисленные хрусталики на подсвечнике позвякивали в такт ее шагам.
— Спасибо, Нора. Поставьте его на тумбочку, — распорядился мистер Пендлтон. — А теперь снимите занавеску и протяните веревку поперек окна. Ну, вот и все. Теперь можете идти.
Дождавшись ухода служанки Джон Пендлтон весело взглянул на девочку:
— Ну-ка неси сюда подсвечник, Поллианна!
Схватив обеими руками тяжелый подсвечник, она подала его мистеру Пендлтону. Не успела она и глазом моргнуть, как он быстро сорвал с него дюжину хрустальных подвесок.
— А теперь возьми их, моя дорогая, и повесь на веревку у окна. Если уж тебе действительно захотелось поселить в комнате радугу, я просто не вижу иного выхода.
Поначалу Поллианна совершенно не понимала, зачем мистеру Пендлтону все это понадобилось. Лишь повесив три хрусталика, она случайно глянула в глубь комнаты, и ей открылось все величие замысла старшего друга. Она так разволновалась, что руки едва ее слушались, и она с трудом удерживала дрожь в пальцах. Все же она превосходно справилась, и скоро вся дюжина хрусталиков оказалась на веревке. Она отвернулась от окна, и тут же восторженный вопль огласил огромную спальню. Поллианне и впрямь было чему подивиться. Недавно еще унылая комната превратилась в сказочный дворец. По стенам и потолку плясали красные и зеленые, фиолетовые и оранжевые, золотые и синие блики. Стены, стол, шкафы и даже постель — все сияло, словно праздничная иллюминация.
— Да это просто чудо! — выдохнула Поллианна и радостно засмеялась. — Мистер Пендлтон! Мистер Пендлтон! Мне кажется, даже солнце играет в игру. Вам тоже так показалось? — осведомилась она, ибо совершенно забыла, что так и не успела познакомить его с правилами игры в радость. — Ой, мне так хотелось бы, чтобы у меня были такие вот штучки, — продолжала она. — Тогда я бы дала их тете Полли, и миссис Сноу, и еще другим людям. Мне кажется, тогда они все будут рады. Даже тетя Полли наверняка так обрадуется, что не удержится и хоть разок хлопнет дверью. Вам тоже так кажется, мистер Пендлтон?
— Да как тебе сказать, мисс Поллианна, — засмеялся мистер Пендлтон, — насколько я помню твою тетю Полли, мне кажется, хрусталиков будет явно недостаточно, чтобы заставить ее хлопать дверьми от радости. Боюсь, тут понадобится кое-что побольше. Но я, откровенно говоря, не очень-то понял, во что там играет сейчас солнце и почему все эти люди должны радоваться?
Поллианна некоторое время удивленно смотрела на него, затем решительно тряхнула головой.
— Совсем забыла, мистер Пендлтон! Вы же ничего не знаете об игре!
— Ну, раз я ничего не знаю, тогда расскажи мне!
И Поллианна стала ему рассказывать. Она начала с костылей, которые достались ей вместо куклы и рассказала все до конца, и на этот раз мистер Пендлтон ни разу не перебил ее. Она говорила и говорила и не могла оторвать восхищенного взора от хрустальных подвесок, которые расцвечивали комнату сотнями маленьких радуг.
— Ну, вот и все, — завершила она наконец свой рассказ. — Теперь вам понятно, почему я сказала про солнце, что оно тоже играет в игру?
На секунду в комнате воцарилась тишина, затем мистер Пендлтон глухим, сдавленным голосом произнес:
— Теперь понятно. Я думаю, Поллианна, что лучше тебя никого нет на свете.
— Ну что вы, мистер Пендлтон. Ведь сколько на меня ни будет светить солнце, я все равно не сумею отбрасывать таких радуг.
— Да ну? — с улыбкой взглянул на нее мистер Пендлтон.
И только тут Поллианна заметила, что в глазах его стоят слезы.
— Ну, конечно же, не сумею, — ответила она. — И вообще, тетя Полли мне объяснила, что нельзя долго стоять на ярком солнце. Она говорит, от этого у меня будет еще больше веснушек. — И, вспомнив о веснушках, Поллианна громко вздохнула.
Тут мистер Пендлтон отвернулся, и до Поллианны донесся его тихий смех. Она внимательно пригляделась к нему, и ей вдруг показалось, что он не смеется, а плачет.
15 сентябре Поллианна начала ходить в школу. Ей устроили экзамен, и оказалось, что ее знания вполне соответствуют возрасту. Теперь Поллианна с радостью ходила в класс, где наконец нашла сверстников.
Трудно сказать, кто и кому на первых порах поражался сильнее: Поллианна школе или школа Поллианне? Наверное, справедливее всего было бы отметить, что они были друг для друга большими сюрпризами. Правда, вскоре между новой ученицей и почтенным учебным заведением установились наилучшие отношения, и однажды Поллианна объявила тете, что, хоть поначалу и не верила, однако убедилась, что оказывается «ходить в школу — это тоже жить».