— О, да, я рад, — мрачно отозвался мистер Пендлтон.
— А вы ведь сломали только одну ногу! Теперь вы можете радоваться, что не сломали обе, — входя в раж, продолжала Поллианна.
— Ну, разумеется, я и сам удивляюсь, до чего мне повезло, — ядовито усмехнувшись, отозвался больной. — Если взглянуть на это с такой стороны, еще больше мне следует радоваться, что я не сороконожка и не сломал пятьдесят ног.
— О, это вы замечательно придумали! — весело, но рассудительно воскликнула Поллианна. — Я знаю, у сороконожки действительно много ног. Но вы еще можете радоваться…
— Да, да, конечно! — перебил мистер Пендлтон, и в голосе его вновь прозвучала горечь. — Мне только и остается, что всему радоваться.
Например, санитару, доктору, а больше всех — этой проклятой служанке!
— Ну, конечно, сэр! Представьте, как вам сейчас плохо пришлось бы без них.
— Мне? Плохо? — сердито переспросил он.
— Ну, да. Как вы жили бы сейчас один? Вы ведь прикованы к постели.
— Вот, вот, — еще мрачнее отозвался он. — Именно поэтому-то все и происходит. Чему же ты хочешь, чтобы я радовался? Что какая-то глупая тетка переворачивает весь мой дом вверх дном и еще называет это уборкой и наведением порядка? А может быть, мне еще больше радоваться мужчине, который во всем потворствует этой назойливой тетке, а сам еще более назойливо следит за мной и называет это уходом за больным? Я уж не говорю о докторе, который управляет и этой теткой и санитаром. И вся эта команда ждет, что я им буду хорошо платить!
Поллианна ответила ему сочувственным взглядом.
— Понимаю, мистер Пендлтон. Это очень трудно. Особенно, когда вы столько времени копили.
— Я? Что? — широко раскрыл глаза мистер Пендлтон.
— Копили. Вы ели бобы и рыбные тефтели.
Интересно, вы любите бобы или вам больше нравится индейка, и вы просто не покупаете ее потому, что она стоит шестьдесят центов за порцию?
— О чем ты говоришь, дитя мое?
— Ну, конечно, о ваших сбережениях, мистер Пендлтон, — лучезарно улыбаясь, ответила Поллианна. — Вы же во всем, совершенно во всем себе отказывали и копили для язычников. Я знаю, мистер Пендлтон. Мне Нэнси все рассказала. Вот тогда я и поняла, что вы совсем не сердитый.
Мистер Пендлтон по-прежнему взирал на Поллианну округлившимися глазами. Но только теперь у него еще и рот раскрылся.
— Нэнси сказала тебе, что я коплю деньги для… А кто такая эта Нэнси, позволь узнать?
— Ну, Нэнси, это наша Нэнси. Она работает у тети Полли.
— У тети Полли? А кто такая тетя Полли?
— Мисс Полли Харрингтон, я живу у нее. Мистер Пендлтон вздрогнул. .
— Мисс… Полли… Харрингтон, — словно заклинание, прошептал он. — Ты живешь у нее?
— Да, я ее племянница. Она взяла меня на воспитание. Моя мама была ее сестрой. Она умерла, а когда папа тоже ушел жить вместе с ней и остальными детьми в рай, у меня не осталось никого, кроме Женской помощи. Вот тогда тетя Полли меня и взяла к себе.
Мужчина молчал. Он лежал с закрытыми глазами. Лицо его так побелело, что почти слилось с подушкой.
Поллианна испуганно вскочила со стула.
— Мне, пожалуй, пора, сэр. Надеюсь, вам понравится студень.
Мистер Пендлтон открыл глаза и резко повернул голову к Поллианне. Взгляд его был исполнен такой печали, что девочка удивилась.
— Ты… так ты племянница мисс Харрингтон? — ласково спросил он.
— Да, сэр.
Мистер Пендлтон пристально посмотрел ей в лицо.
— Вы, наверное, знаете тетю Полли? — едва слышно от смущения пробормотала Поллианна. Джон Пендлтон грустно улыбнулся.
— О, да, я знаю ее.
Он умолк. Горестная улыбка по-прежнему не сходила с его губ.
— Но нет, не может быть, — наконец, проговорил он. — Не станешь же ты утверждать, что мисс Полли Харрингтон прислала мне и студень?
— Нет, сэр, не стану, — расстроено ответила Поллианна. — Она сказала, что я должна сделать все, чтобы вы ни в коем случае не подумали, что это отправила она, но я…
— Я так и думал! — перебил ее мистер Пендлтон и отвернулся.
Поллианна совсем растерялась и на цыпочках вышла из комнаты.
Под порткошером ее дожидался доктор. Он коротал время, беседуя с санитаром.
— А вот и мисс Поллианна! — воскликнул он, как только девочка поравнялась с ним. — Я уже было хотел уезжать, но потом решил, что могу доставить себе удовольствие завезти тебя домой. Ты позволишь мне это сделать?
— Спасибо, сэр! Я так рада, что вы меня подождали. Я обожаю кататься, — говорила она, пока доктор подсаживал ее в пролетку.
— Ты любишь кататься? — с улыбкой переспросил доктор, кивая на прощание санитару. — Но, насколько я знаю, ты много чего любишь делать? — продолжал он, когда они уже быстро ехали по дороге. Поллианна засмеялась.
— Наверное, это правда. Я люблю все, когда это просто жизнь. Но есть вещи, которые я не очень люблю. Ну, например, шить, читать вслух и еще что-нибудь такое, потому что ведь когда это делаешь, совсем не живешь…
— Не живешь? Как же так?
— Тетя Полли называет это «учиться жить», — тяжело вздохнув, объяснила девочка и смущенно улыбнулась доктору. Доктор тоже улыбнулся, и это была очень странная улыбка.
— Что ж, — задумчиво ответил он. — Мне кажется; по-другому тетя Полли и не могла сказать.
— Но я не понимаю, зачем этому надо учиться? — удивилась Поллианна. — Я ведь никогда не училась. На этот раз тяжело вздохнул доктор.
— Не знаю, но, боюсь, некоторым все же приходится.
Доктор о чем-то задумался. Украдкой взглянув на него, Поллианна заметила, какое грустное у него стало лицо, и ей захотелось хоть чем-то его обрадовать.